«Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний?» Эти слова из великопостного канона святого Андрея Критского как нельзя лучше подходят любому российскому мужчине после сорока. Особенно если его везёт карета скорой помощи, как везла меня... Но обо всём по порядку.
В конце января я провёл две чудесные недели в солнечной Сербии, о чём отчитался на интернет-портале «Балканист»
(см. Вадим Венеликтов. «Русский в Сербии. Путевые заметки». 02.03.24). В первые дни февраля в хорошем настроении я вернулся в Белокаменную. Судя по всему, она меня не ждала. Сугробы по пояс, минус десять по Цельсию. Как это непохоже на Белград! И на Стамбул, где я делал пересадку на обратном пути. Длинная утомительная дорога и резкая смена климата молодой растущий организм только бодрят и закаляют. Увы, мой организм давно вырос. Начались резкие скачки артериального давления (сокращённо: АД). Исцелить себя сам я не смог, и накануне нашего православного Сретенья (и их неправославного «святого Валентина») я сдался и позвонил в скорую неотложную помощь. Заботливые медсёстры замерили мой АД, покачали головой и увезли меня в знаменитую московскую больницу №64 имени Владимира Владимировича Виноградова. О днях, проведённых в её стенах, и будет мой рассказ.
На больничную койку я попал сразу после «балканских каникул». Чувствовал я себя там превосходно и оценить уровень местной медицины повода не имел. Помню в далёком 2006 году в Черногории я постоянно видел карету скорой помощи, забирающую с пляжа окровавленных туристов, пятки которых пострадали от морских ежей. Первая помощь в таких случаях высокой квалификации не требует.
Из турецких впечатлений в памяти остался семейный отдых в западной части страны - с сказочном местечке Гюзельчалмы недалеко от Кушадасы. Отель, который мы сами выбрали, располагался в непосредственной близости от психиатрической клиники. Узнали мы об этом, едва оказались в номере - когда до нас донеслись звуки, напоминающие американское кино про экзорцистов...
На этом мои познания о медицине этого региона заканчиваются. Со слов соотечественников, постоянно проживающих в Сербии, я знаю, что белградская медицина по всем параметрам уступает московской. Кроме того, там нет многих привычных для нас лекарств, и русские люди на ПМЖ в Сербии часто просят московских друзей их привезти или переслать.
В общем, думаю, мне повезло, что моё АД привело меня в неврологическое отделение московской больницы №64, а не в какой-нибудь белградский госпиталь. Навряд ли там есть настолько высококлассное оборудование для МРТ и КТ головного мозга и соответствующие специалисты. Причём при экстренной госпитализации все исследования проводятся совершенно бесплатно, с подробным описанием и постановкой диагноза.
Вообще, московская медицина сейчас прекрасно оснащена и цифровизуются даже быстрее, чем столичное образование и ГИБДД. Врачи настояли, чтобы я как можно скорее, зарегистрировался в ЕМИАС (Единая медицинская информационно-аналитическая система), которая даёт доступ к результатам анализов и исследований в режиме онлайн. Поддержание на высоком уровне московской медицины, как известно, один из главных приоритетов руководства города. И постер с Сергеем Семёновичем Собяниным в отделении неврологии вызывал у меня только положительные эмоции. Даже захотелось сказать ему что-то приятное.
Моим первым пристанищем в 64-й больнице стала реанимация. Звучит жутковато. Но, на самом деле, зловещим афоризмом Авицены mortui vivat docent («мертвые учат живых») там и не пахло. Все мои товарищи по несчастью были в сознании. Находились мы там скорее из соображений «мало ли что».
Пациентов в реанимации стараются не перекармливать, руководствуясь заповедью Александра Васильевича Суворова «завтрак съешь сам; обед раздели с другом; ужин отдай врагу». Но скромность трапезы не уберегла меня от сопутствующих ей позывов. И тут выяснилось, что обитателям реанимационной палаты путешествия до туалета и обратно строго запрещены. К нашим услугам – мочеприёмник и судно («утка»). К счастью, испытать «утку» в деле мне не довелось, так как мой Ангел Хранитель вовремя обеспечил перевод в стационарное отделение этажом выше. Единственной моей одеждой на тот момент было одеяло перекинутое через плечо, как римская тога. Надо ли говорить, что я его отбросил прочь и заперся в помещении, которое в старину называлось «уборной». С этого облегчения начался новый этап моей больничной жизни.
Номер больницы - 64 - шахматное число. Ровно столько полей в стандартной шахматной доске. Первым желанием на новом месте, естественно, было найти достойного соперника и поставить ему мат. Увы, соперника я не нашёл, а строгая медсестра сообщила, что доску с фигурами она мне не выдаст, чтобы я не волновался и не подвергал ненужным испытаниям своё АД. Я хотел ей что-то сказать про целебные свойства шахмат, но махнул рукой и промолчал.
Пару слов про моих эскулапов. С заведующим отделения, кандидатом медицинских наук, профессором Агуреевым я познакомился, едва переступив порог палаты в одеяле, небрежно наброшенном на торс. Вида своего я немного стеснялся, и подумал, что для него больше подходит платная отдельная палата. Разговор состоялся в ординаторской. Я довольно бесцеремонно прервал производственное совещание. Агуреев не удивился и не возмутился. «Хорошо. Как только отдельная палата освободится - я дам вам знать». Не солоно хлебавши я вернулся на своё место, и осознал, что выздоравливать в компании веселее. Больше об отдельной палате я профессора не просил.
Теперь несколько слов о компании, в которой я оказался и прекрасно провёл время. Знакомьтесь. Блистательный старец Синебоков. Советский печатник Репейников. Нехудожник Глазунов. Ветеран Флотский. Чекист-каратист Янушевич и Ленинградский инженер Любимов.
Начнём с Синебокова – красивого, седовласого восмидесятилетнего мудреца с бородой, как у Ивана Тургенева. «Я пианист», – сообщил он при нашем знакомстве. Я засомневался и загуглил. Оказалось, что мой новый приятель - известный человек. Не только пианист-импровизатор, но и художник – яркий представитель соц-арта. Его друзья, известные художники, Виталий Комар и Александр Меламид давно эмигрировали в США и стали мировыми знаменитостями. «А ты, Алексий, человек Божий, что ж остался в наших палестинах?», - поддел его я. Синебоков не поддался, лишь беспечно махнул своей талантливой рукой.
Алексей Иванович после перенесённых инфарктов, говорит мало. Слова экономит. Например, свою историю болезни он прокомментировал двумя пальцами: одним указал на голову, другим – на сердце. Потом сложил их вместе, как боярыня Морозова на картине Сурикова и сказал: «Только это осталось. Больше ничего».
В день выписки я поинтересовался: что он читает? «Очень хорошие книги», - отозвался Синебоков и показал «Уральские сказы» Павла Бажова и Книгу для чтения по истории средних веков (под редакцией профессора С.Д. Сказкина. Ч.1. Издание третье. Москва, 1951). «Вот будешь их читать – и хорошо!» - отрезал Алексей Иванович. Я внял, и сейчас их читаю. И, действительно, хорошо!
Старик Репейников – «печатник земли русской», как он себя называл – умудрился насмешить меня, что называется, не приходя в сознание. Это была моя первая ночь в палате. Репейников спал. А мне не спалось, и я попросил у медсестры глицин с сопутствующими препаратами. В палату вернулся, пересчитывая таблетки в ладони. «Вот тебе и арифметика! Ё* твою мать!» – отчётливо произнёс Репейников, не открывая глаз. Повернулся к стене и захрапел.
Ветеран по фамилии Флотский почему-то ассоциировался у меня с геополитикой и профессором Дугиным. Казалось, что Флотский полон решимости дать генеральное сражение «цивилизации моря» проклятых англосаксов и отстоять наш православный «Хартленд». Думаю, если бы он не попал в больницу, Флотский бы так и сделал.
Советский патриот польского происхождения Янушевич рассказывал много интересного про КГБ СССР, в котором служил. По его словам, он один из первых каратистов в рядах легендарной спецслужбы. Проверить это в стенах медицинского учреждения не представлялось возможным, и я поверил ему на слово.
Ленинградский инженер Любимов поведал мне, что в Ленинских Горках есть удивительные белокаменные пещеры, которые можно посетить самостоятельно – без экскурсии. А ещё он мне подробно рассказал, как устроиться на ночлег в лесу с помощью еловых веток, дал много ценных советов по рыбной ловле. Мы обменялись телефонам, и я уже предвкушаю как поведу своих детей-подростков в поход с ценным инструктором.
Больничное общение, надо заметить, отличает крайний демократизм. Несмотря на разницу в возрасте, мы все были на «ты». Быстро сходились, относились друг ко другу с теплотой и пониманием. Будто где-то под потолком за нами приглядывал больничный ангел, благодать которого врачевала души и тела.
Кроме соседей по палате хочу высказать слова благодарности сотруднице больничной пресс-службы Лилит – подруге юности моей жены. Она с момента моего поступления в больницу всегда была рядом. Её добрые слова внушали мне надежду на скорое и благополучное выздоровление. Как известно, не Ева, а легендарная Лилит считается у некоторых мистиков подлинной праматерью человечества. Возможно, они правы.
Спасибо моей любимой жене, посещавшей меня в больнице.
Спасибо другу Андрею Мелькову и его маме за молитвенную поддержку, а также всем священникам и православным христианам, которые молились за меня в эти дни!
Спасибо Светлане Прокопович – дежурному врачу отделения, которая подсказала мне правильный курс медикаментозного лечения.
Спасибо врачам, медсёстрам и медбратьям 64-й больницы, которые заботились обо мне! Вашими стараниями я совлёк ветхого человека и облачился в нового!
А у нового человека – всё новое: взгляды, приоритеты, планы. Среди них: заплыв по Дунаю вдоль сербско-хорватской границы. Прогулка на горном велосипеде по маршруту Нови Сад – Белград. Посещение дворца царя Константина в Нише.
С Богом по дорогам!
Вадим Венедиктов, историк, культуролог и шахматный педагог.