12 июня 1812 г. французская армия численностью 608 тыс. человек  без объявления войны перешла р. Неман и вторглась в пределы Российской империи. Обладая  огромной  армией, властвуя  почти  на  всеми  западноевропейскими  государствами, французский  император был  уверен  в  победе  над  миром: "Через  пять  лет, - говорил  он, - Я  буду  господином  мира; остается  одна  Россия, но  я  раздавлю  её".[1]

Спустя  столетие  смоленский  историк В.М. Вороновский писал: "Вступая  в  Россию, армия  Наполеона  сначала  шла  по  губерниям  Ковенской, Виленской, Гродиенской, Минской, Могилевской  и  Витебской, входившей  некогда  в  состав  Польско-литовского  государства (как  и Смоленская).  Литовское  и  польское  население  не  оказывало  сопротивления  французам. Вильна  восторженно  приняла  Наполеона и праздновала день его тезоименитства. Минск  цветами  и  музыкой  встретил  французского  маршала  Даву,  который  объявил   от  имени  императора,  что  армия  Наполеона  пришла  для  возвращения  полякам  отечества.  В  Могилёве  архиепископом  при  торжественной  обстановке  в  кафедральном  соборе  возносилась  моление  о  здравие  Наполеона. Могилев  был  предельным  пунктом  льготного  похода  великой  армии.  За  ним  началась коренная  Русь, и  на пути  нашествия  Наполеона  резкой  гранью  залегла  граница  Смоленской  губернии,  которую  французы  называли  границей  старой  России…. В коренной  русской  области  народ  грудью  своей  загородил  дорогу  врагу".[2]

В конце июля 1812 г. наполеоновская армия вторглась в пределы Смоленской губернии, принеся смолянам, множество бед, это отразилось и на Смоленской епархии. Пожары и вандализм наполеоновской армии уничтожали православные святыни русского народа. Для сохранения достояния церквей Смоленской епархии Преосвященным епископом Иринеем 17 июля 1812 г. был издан указ, предписывающий духовенству епархии "Употребить все средства к сохранению церковного имущества от расхищения неприятеля".[3] Причты церквей вместе со старостами прятали церковное имущество в стенах, под полами храмов, в куполах на колокольнях, зарывали в землю, а также увозили с собой в более безопасные места.

27 июля 1812 г. по 1-ой Западной армии был издан приказ № 75, он призывал: "Русские солдаты должны отмстить злодеям, истребляющим православную веру их, и Бог будет им помощником".[4] Следуя этому приказу, в деревнях вдохновляемые местными священниками, создаются вооруженные отряды, которые оказывают отпор врагу, не давая разорять свое хозяйство, свои дома и храмы Божьи. Так, священник села Негошева Дорогобужского уезда отец Федор Павлинов с самого начала войны регулярно организовывал беседы с крестьянами, сообщая им последние новости о боевых действиях и возбуждая в них патриотические чувства. Когда наполеоновская армия вступила в пределы Смоленской губернии, он собрал всех прихожан в церкви, объявил им о приближении неприятеля, и велел двое суток держать пост и причаститься, а потом готовиться к достойной встрече врага.[5]

30 августа 1812 г. отряд французских мародеров численность 70 человек прибыл в село Новоспасское Ельнинского уезда. Прихожане со священником Иоанном Стабровским укрылись за коваными дверьми церкви, желая не допустить разграбление храма. После неудачной попытки ворваться в церковь один из солдат выстрелил в окно, но пуля ни кого не задела. Разграбив помещичью усадьбу, дома священников и причту, французы покинули село. После этого отец Иоанн перенес церковную утварь и иконы в безопасное место в лес. За оборону храма отец Иоанн получил из рук М.И. Кутузова награду, став одним из священников-орденоносцев.[6]

На своем пути французы не оставляли невредимым не одного храма, расхищали, ломали и уничтожали все, что только привлекало их внимание. В надежде найти церковные ценности они ломали иконостасы, уничтожали иконы, взламывали потолки, стены, поджигали храмы. Так, например, престарелый священник Духово-Рождественской церкви Смоленска Герасим Измайлов был поставлен оккупантами на черную работу и подвергался регулярным побоям. От этих издевательств он умер, но не выдал святыни и драгоценности своего храма, которые были спрятаны на сени над престолом. В селе Стабна Смоленского уезда священник Емельян Волочков отказался выдавать врагам церковные деньги. Озверевшие мародеры сожгли церковь со всем имуществом, а отца Емельяна привязали за волосы к лошадиному хвосту и потащили по дороге к селу Печерск, а затем обратно в Стабну. От этой бесчеловечной пытки священник скончался. Монахи Болдина монастыря почти все были перебиты французами, но не выдали сокровищ обители.[7] Найденные напрестольные антиминсы разрывали на части, используя их в качестве портянок и носовых платков, а церковные облачения и ризы, одевались во время холодов.

Накануне сражения 4-5 августа 1812 г. смоленский епископ Ириней увез первописанный образ Смоленской иконы Божьей Матери Одигитрии в Москву, а после оставления столицы русскими войсками был перенесен в Ярославль. 25 декабря после изгнания врагов из Смоленска, она была принесена в Успенский собор и поставлена на прежнее место. Здесь она находилась до начала 1940-х гг., дальнейшая ее судьба не известна.[8]

 Годуновский список иконы Смоленской Божьей Матери находившийся к началу войны 1812 г. в Благовещенской церкви (т.к. построенный для нее новый каменный храм не был еще освящен) остался в городе до отхода русских войск. На рассвете 6 августа по распоряжению генерала А.П. Ермолова, прикрывавшая отход основных сил русской армии 1-ая артиллерийская рота капитана Глухова взяла образ Смоленской Божьей Матери  с собой, "укрывая его от бесчинств и поруганий".[9] На следующий день икона Одигитрии была доставлена в русский лагерь. Барклай-де-Толли в своих записках сообщает: "Пресвятая Дева в безопасности, она уже у нас в лагере. Она, в торжественной колеснице, будет постоянно следовать за войсками, и ее будет охранять особенно для того назначенный батальон".[10]

Накануне Бородинского сражения 25-го августа, во время молебна, по приказанию фельдмаршала М.И. Кутузова икона Смоленской Божьей Матери Одигитрии была торжественно обнесена по всем рядам русских войск. Очевидец этого события, Федор Глинка, писал в своих мемуарах: "Духовенство шло в ризах, кадила дымились, воздух оглашался пением, и святая икона шествовало сама собой, по влечению сердца, стотысячная армия падала на колени и припадала чалом к земле, которую была готова упоить досыта своей кровью. Везде творилось крестное знамение, по местам слышалось рыдание. Главнокомандующий, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли".[11]

Чудотворная икона находилась в 3-й гренадерской дивизии до изгнания французской армии из Смоленской губернии, а 6 ноября 1812 г., по распоряжению М.И. Кутузова, была возвращена в Смоленск (ровно три месяца пробыв в русских войсках).[12] 16 марта 1813 г. она была перенесена в новую Надворотную Богоматерскую церковь, где находилась до 1941 г.. Сейчас эта икона занимает место утерянной первописанный иконы Божьей Матери в Смоленском Успенском кафедральном соборе, придя, куда можно поклонится этой святыне.

6 августа 1812 г. французы вошли в Смоленск. Накануне почти все население города вслед за иконой Божией Матери Одигитрии покинуло город. В занятом городе оставалось не более 1 тысячи жителей, в том числе и первый историк Смоленска священник Н.А. Мурзакевич.

Во время штурма французами города 4-5 августа 1812 г. Никифор Мурзакевич находился на крепостных стенах, благословляя и ободряя солдат и офицеров, исповедуя и причащая раненых, отпевая убитых, но не покидая поля боя. Все 3 месяца французской оккупации города он фактически был главой православной церкви в Смоленске, защитником местного населения перед французскими властями. Помогал оставшимся в городе раненым, старался спасти городское имущество, достопримечательности, подвергался аресту со стороны французских властей и как говорится в одном из документов, был французами "бит, дран за волосы и бороду".[13]  Главной его заслугой стало спасение от разграбления богослужебной утвари и иного имущества Успенского кафедрального собора (по его настоянию Мюрат поставил караул в Успенском соборе) и других церквей города. Именно Мурзакевич был последним собеседником приговоренного к расстрелу П.И. Энгельгардта, принял его завещание и предал земле тело героя.[14]

Для спасения церковного имущества ему порой приходилось обращаться к представителям французского командования и оккупационной администрации. Эта забота о Смоленске и привела его 28 октября 1812 г. к пресловутой "встрече с Наполеоном", что и стало впоследствии основанием враждебного отцу Никифору духовенству для несправедливого обвинения в сотрудничестве с врагом. Два года длилось "дело Мурзакевича", ему было запрещено священнослужение, и он находился под следствием. За это время наполовину сократилась его семья: умерли мать, жена, две дочери, тетка и воспитанница Софья Каховская. В 1814 г. за отсутствием состава преступления дело было прекращено, а в 1818 г. Никифор Мурзакевич по несколько запоздалому представлению участника обороны города Смоленска 4-5 августа 1812 г. генерала И.Ф.Паскевича был награжден бронзовым владимирским крестом за храбрость. [15]

7 августа 1812 г., после захвата Смоленска, сам Наполеон с многочисленной свитой посетил Успенский кафедральный собор. Он горделиво вошел в храм, не снимая своей знаменитой треуголки. Однако, дойдя до середины, пораженный величием собора, прославленный завоеватель обнажил голову. Его примеру последовала вся его свита.[16]

5 ноября 1812 г. Смоленск был освобожден от французов. В благодарность Пречистой Богородице за избавление от нашествия галлов были установлены крестные ходы в Смоленске 5 ноября и в Вязьме 22 октября.

         После изгнания французов из пределов Смоленщины губерния представляла собой картину страшного разрушения и опустошения. Губернский город Смоленск, дважды горевший в Отечественную войну, представлял дымящиеся развалины, если до нашествия в городе насчитывалось 55 каменных и  2,5 тыс. деревянных домов, то после осталось лишь 10 каменных, около 700 деревянных построек. В городе проживало 600 человек (из 15 тысяч до войны). Ф.И. Глинка посетивший Смоленск в сентябре 1813 г. так описывал увиденное: "Город весь сквозной, дома без кровель, без окон, без дверей. Пустота пугает, ветер свищет вдоль обгорелых стен, по ночам кажется, что развалины воют".[17]

Посетив в 1816 г. Смоленск будущий император Николай I увидел такую удручающую нищету, что вынужден, был раздавать милостыню. Вернувшись в Петербург, он известил своего царствующего брата о бедственном положении смолян, и тот выделил необходимые средства для раздачи наиболее нуждающимся семьям.[18]

В 1820 г. по Высочайшему повелению в Москве была учреждена особая комиссия под представительством сенатора Львова, которая выясняла современное положение разоренных нашествием городов Московской, Калужской и Смоленской губерний. Из дел комиссии видно, что в Смоленской губернии наиболее пострадали: Гжатск выжжен начисто, в Смоленске, Вязьме и Духовщине осталось около 5 или 6 части бывших всех зданий. От Красного и Дорогобужа уцелело менее чем треть. Из числа 12 городов губернии вовсе не пострадал, один Белый.

 Размер убытков: свыше 5 млн. для Смоленска, Гжатска, Вязьмы; свыше 1 млн. – Дорогобужа; около 500 тыс. – Красный, Поречье, Духовшина; около 200 тыс. – Рославль, Ельня; ниже 100 тыс. – Сычевка и Юхнов. Общая сумма убытков определяется до 20,5 млн. рублей. Велико разорение и сельской местности: Смоленский и Вяземский уезды – свыше 9 млн.; Гжатский и Дорогобужский – свыше 7 млн.; Духовщинский, Ельненский, Краснянский – до 5 млн.; Сычевский, Юхновский – около 2 млн.; Пореченский и Рославский – около 1 млн. рублей.[19]

 Потери людские и материальные очень велики. В опубликованной Ф.Глинкой записке, полученной им в 1814 г., от губернского предводителя дворянства Ф.Лыкошина, приводятся следующие данные: "в Смоленской губернии убыло от войны, мора и голода – разного состояния людей мужского пола – 100 000 человек, обывательских домов сожжено кроме городских – 13 132 тыс, разрушено мельниц – 260, погибло лошадей - 122 708, рогатого скота - 130 305, мелкого скота – 250 332. Сверх того в губернии осталось свыше 321 тыс. десятин незасеянной пашни".[20]

Эти данные можно дополнить. В.М. Вороновский на основе материалов, извлеченных из архива Смоленского губернского правления и сведений, приведенных Михайловским-Данилевским, писал: "число разоренных нашествием жителей составляет 327470 человек, число уничтоженных и разоренных строений – 37892 (сюда вошли строения в уездах и городах). Убыток сельской местности исчисляются до 54 млн. рублей. Общее же число убытков понесенных губернией – 74456363 рублей, а вместе пожертвованиями для армии – до 85 млн. рублей".[21]

Православная церковь на Смоленщине также пострадала, после "грозы 1812 года" в Смоленске целыми осталось только 3 храма (Успенский собор и Сергиевская зимняя церковь Вознесенского женского монастыря), остальные были поруганы, осквернены, разграблены, а некоторые сожжены до основания. Теплый Богоявленский собор был превращен в лазарет, иконостас попорчен, иконы уничтожены, похищена одна половина серебряных царских врат, а другая изломана. Разрушены были престол и жертвенник, похищен антиминс. Авраамиевский монастырь, уцелевший от пожара благодаря тому, что в нем в верхнем этаже жили французские офицеры, а в нижнем располагался хлебный склад. Троицкий монастырь уцелел, но внутри все было настолько разорено, что его предполагалось упразднить. Свирская церковь пострадала внутри, на церковном кладбище французские солдаты разводили костры и поддерживали огонь досками от клиросов и жгли иконы. Петропавловская церковь также была сожжена. [22]

Не меньше пострадали и сельские храмы Смоленского уезда: церкви в селах Хохлове, Богородицком, Цурикове были сожжены. В селах Панском, Дресне. Катыни, Бобырях храмы остались целы, но имущество было разграблено. В Красном обе церкви – соборная и кладбищенская – были разорены, в обеих церквях разграблено все имущество, ризница и сосуд. В Дорогобуже были сожжены 3 церкви: Богоявленская, Покрово-Пятницкая и Иоанна-Богословская. Остальные храмы города уцелели, но подверглись поруганию и разграблению.

Болдинский монастырь, брошенный настоятелем игуменом Дорофеем с братией, наполеоновские войска разграбили. Один инок сего монастыря, Алексий, впоследствии иеродьякон, остался в монастыре. При вступлении французов в монастырь, один из офицеров войдя в собор, сказал: "Виват Наполеону!", требуя от присутствовавший там монах Алексий повторения "Виват Наполеону!", на что монах смело ответил: "Виват Александру". В раздражении офицер ударил монаха саблей по щеке, но вновь услышал от него прежний ответ. Офицер вновь замахнулся саблей, но не ударил, а плюнул в Алексия и вышел из храма".[23] Вскоре захватчики "нагнали, целый монастырь пленных русских воинов, а иных запирали в соборной церкви, местные иконы вынимали из иконостаса на шалаши, а в прочих церквах лошадей ставили, и прочие нелепости творили».[24] Монах Алексей благополучно дождался возвращения братии.

В Духовщине при отходе IV корпуса вице-короля Е. Богарне в ночь на 31 октября 1812 г. французы подожгли город. Были уничтожены оба каменных храма и один деревянный.[25] В целости осталась только Духовская церковь, из которой были похищены деньги, одежда с престола и жертвенника.

Епископ Феофикл писал А.Н.Голицыну в декабре 1812 г. из Вязьмы, что "шестая часть только уцелела от разорения. Из 24 городских церквей осталось только восемь".[26] В Троицком соборе французы разрушали все алтари, изломали иконостасы, утварь, ризницу, иконы похитили. Стены колокольни треснули во время пожара, а в уцелевшей части французы устроили соляной склад. Полностью сгорел храм Аркадьевского монастыря, остались лишь стены; утварь и ризница исчезли. Введенский храм и церковь Рождества Христова, сильно пострадал во время боя с французами 22 октября 1812 г.

Богородицкая  церковь, тоже пострадала связи с событиями Отечественной войны 1812 г., Е. Н. Клетнова  в книге «Отзвуки Отечественной войны», так описывает события тех далеких времен. "В августе 1812 г. перед тем, как город был занят французами, священником Петром Кирилловским с прихожанами у стен храма «спрятаны сундуки с церковной утварью, образами, богословскими  книгами", которые после изгнания французов были выкопаны и возвращены в сильно пострадавший от пожара храм. При отступлении окон армии  казаки зажгли Смоленский мост на реке Вязьмы, чтобы удержать натиск французов. От него загорелись деревянные лавки, дом священника и церковь.[27]

Вяземский Свято-Предтечевский мужской монастырь был разграблен и разорен, от церковных и монастырских зданий остались лишь стены. Архимандрит мужского монастыря Апполоний был убит французскими солдатами. Ризница с хранящимися в ней царскими грамотами, библиотека с древними книгами и документами, утварь, иконы, были уничтожены или разграблены. От богатой обители после ухода неприятеля остались лишь обгорелые стены. По сохранившемуся устному преданию, описанному краеведом Е.Н. Клетновой в 1911 г. в книге "Отзвуки Отечественной Войны", "…вся братия покинула монастырь, кроме старика иеромонаха Иоасафа и послушника Ионы. При обстреле города из орудий иеромонах был убит, а послушник отправился к самому Наполеону требовать людей для рытья могилы и погребения старца. Для этого были отряжены несколько гренадеров".[28] Все ценное имущество, в том числе слитки серебра и золота, хотя и были спрятаны братией, однако отысканы и забраны французами. При освобождении Вязьмы, 22(4 ноября) октября 1812 г. "...майор Трештатный, шедший во главе своего батальона гоня французов по Духовской улице, бросился в горевший Предтечев монастырь и спас там многих пленных, запертых французами и обреченных в жертву пламени... ".[29]

В Гжатске не осталось ни одной церкви, только самые дорогие вещи (позолоченные ковчеги, сосуды, евангелие, кресты и ризы) гжатское духовенство спасло, спрятав в ближайшем лесу. Богоявленская церковь настолько пострадала от неприятеля, что, по словам местного священника "стала служить для города не украшением, а только одним безобразием". Крыша на ней была уничтожена, иконы частью сожжены, царские врата, окна, двери разломаны, потайные места в стенах открыты и находившиеся там антиминсы, книги, лампады, подсвечники были разбиты или похищены. Никольская церковь полностью сгорела. Колочский монастырь подвергся беспощадному разорению.[30]

В Поречье значительно пострадала соборная церковь. В Сычевском уезде было разорено – 13 церквей. И только в Рославле все церкви уцелели, т.к. город находился в отдалении от центра губернии.

Сама губерния не смогла бы справиться с восстановлением разрушенного и разоренного хозяйства. Города губернии испрашивали беспроцентную ссуду на обустройку: Смоленск – 1358947 рублей, Вязьма – 130000 руб.; Гжатск – 1000000руб., Дорогобуж – 500000 руб., Поречье – 350000 руб., Красный – 124800 руб., Ельня – 60000 руб., Духовщина – 20000 руб.[31]

В этих условиях государство было вынуждено помогать пострадавшим губерниям, так "смоленское дворянство получило вспомоществование в сумму – 3552680 рублей, на продовольствие крестьян и на посевы их полей было роздано –  3081488 руб., пособие городским жителям из пожертвований Костромской губернии – 2443470 руб. На возобновление Смоленской епархии было отпущено всего – 200570 рублей, а на пропитание, постройку домов, семян для посева выдано смоленскому духовенству – 281544 руб. "[32]

         Долго еще после 1812 г. сказывались на Смоленщине следы наполеоновского нашествия. Медленно восстанавливались из развалин города, села, деревни, соборы и храмы губернии.